|
|
 "Наш литературный журнал" - выпуск 38 (июнь 2018)
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
 |
ПОЛИНА КОРИЦКАЯ
Мне 31. Живу в Москве, работаю мастером по изготовлению пленочных витражей. Пишу с 11 лет. В Томске, где провела детство, занималась под руководством Казанцева Александра Иннокентьевича, публиковалась в журналах «День и Ночь», «Сибирские Афины». После окончания школы поступила в Литературный институт им. А.М.Горького на семинар Кузнецова Юрия Поликарповича. Через два месяца после начала занятий его не стало. А семинар распустили, я попала к Седых Галине Ивановне. После окончания института писать не бросила, но активной творческой жизни не вела, так как занималась больше жизнью личной. Сейчас у меня две дочери, второе замужество. Старшая дочь начинает писать стихи, а младшая – материться. |
Последние известия
В подъезде сильно воняло.
Судя по всему, источником этой вони был человек, полулежащий на лестничном пролете между первым и вторым этажами.
Я жила на втором.
Воспитанность не позволяла мне заткнуть ноздри пальцами и сказать «Пшёл вон». Однако здравый смысл подсказывал, что так бы и правильней, и спокойней, и вообще, черт возьми, только вчера я, выйдя на улицу покурить, видела согнувшуюся на детской площадке наркоманку, и это уже на…
— Вы не подумайте, я не бомж.
Я остановилась и удивленно взглянула на человека.
Из-под старой меховой шапки натужно тек пот. Он прокладывал дорожки в бороздах морщин, застревая в жесткой щетине круглыми бляшками. И да – человек вонял. Хорошо так вонял, от души. Но без какой-либо примеси водки или застарелого перегара.
— Я приехал к старому товарищу, сослуживцу. Двадцать лет назад он, Володей его звали, жил в этом доме. А я без звонка приехал, сюрприз сделать хотел. А тут вот… Нету Володи… Съехал, а может, и помер… — Он помолчал. — Много с тех пор воды утекло.
Из-под его шапки покатилась новая змейка пота.
Я смотрела на него со странной смесью жалости и недоумения. Неужто он намерен ждать здесь, пока Володя не вернется из отпуска или с того света?..
Человек попытался встать и пошатнулся. Смущенно тряхнув головой, он вернулся в ту же позу и на то же место, прислонился к батарее и закрыл глаза.
«Ладно, - решила я, - черт с вами». И поспешила домой.
Домой я торопилась очень. Дело в том, что в кои-то веки приехала погостить мама, а это значило, что другой маме – собственно, мне, - не грех и отдохнуть. В кафе неподалеку меня уже поджидала подружка, поэтому я собиралась быстренько переодеться, подкрасить губы и радостно свалить.
***
Пару часов спустя, открывая дверь в подъезд, я с удовлетворением отметила про себя отсутствие вони. Но, поднявшись на пролет вверх, поняла, что вонь не исчезла, а только переместилась.
Прямо к моей двери.
Возле двери стоял стул, на нем с невозмутимым видом восседал человек и пожирал бутерброд с колбасой.
Я опешила.
Войдя в квартиру, я тут же поинтересовалась у мамы, не в курсе ли она, что происходит в коридоре?
— Там человек устал, у него друг умер, так я ему стульчик дала и бутерброд…
— Мама!
— Он обещал, что скоро уйдет… — Сказала мама и скрылась в кухне.
Тут в дверь постучали.
— Кто там? — Спросила я, предчувствуя недоброе.
За дверью раздалось сопение и скрип стула.
Моего стула.
В раздражении я распахнула дверь и спросила, почти крича:
— А не угодно ли Вам еще и чаю?!
Тут откуда ни возьмись у порога выросла мама.
— Ой, какая ты умница, а я без тебя побоялась пригласить, проходите же, пожалуйста!
И, прежде чем я успела раскрыть рот, мама уже закрывала дверь и радушно улыбалась странному гостю, вошедшему вместе со стулом.
Опираясь на спинку стула, человек грузно стоял посреди прихожей. Из-под шапки тек пот, а вонь неторопливо растекалась по квартире.
— Павел, — протянул он грязную ладонь, — Анатольевич.
— Полина, — спрятала я руки за спину, — Николаевна.
Повисло молчание.
— Кхм-кхм, — сказала я, — одну минуточку.
Притянув маму за рукав, я уединилась с ней в кухне.
— Ты что делаешь?.. — прошипела я с ужасом.
— Ну что такого, малыш, от нас ведь не убудет. Человеку трудно пришлось, он старенький, а старость надо уважать…
Я бы ответила ей что-нибудь про уважение, но тут услышала из прихожей голоса.
Быстро выскочив, я обнаружила, что Павел Анатольевич склонился над маленькой фигуркой моей шестилетней дочери, и о чем-то с ней негромко разговаривает.
— Алиса, — начала я назидательным тоном, — марш в свою…
— А правда, дядя будет с нами кушать? — спросила Алиса с ненормальной радостью в голосе.
Впрочем, похоже было на то, что ненормальной эта радость казалась только мне. Я устало махнула рукой, думая, что мир сошел с ума.
— Ура! — Сказала Алиса и запрыгала на одной ножке. Она любила гостей. А кто такие бомжи, она еще не знала.
— Снимите обувь, — сказала я уже мягче, — руки можно помыть здесь.
Вся ситуация безумно напоминала мне сказку про «Генриха Железное Сердце», в которой капризная принцесса обронила в колодец золотой мячик, и пообещала лягушонку, что, если он вернет ей любимую игрушку, то она возьмет его к себе во дворец, сядет с ним за один стол, будет есть с ним из одной тарелочки и пить из одного бокальчика. Вот только персонаж этот золотого мячика из колодца мне не доставал, обещаний не получал, да и перспектива – ба-бах! – внезапного превращения в прекрасного принца казалась уж больно утопической. Так что я мрачно села за стол и в упор разглядывала вонючую фигуру Павла, мать его, Анатольевича.
Фигура была довольно упитанной, лицо – красным, обветренным и одутловатым. Глубоко посаженные масляные глазки бегали по столу. Я решила неотступно наблюдать за их движением – мало ли, наткнутся на что-то плохо лежащее.
Из задумчивости меня вывел голосок дочери:
— Мама, а чем это пахнет?
Я встала, принесла из туалета освежитель воздуха и разбрызгала его по кухне.
— Ужасно ветрено сегодня, вы согласны? — Спросила мама, обращаясь к гостю.
— О да, я совсем продрог, — произнес Павел Анатольевич. — Простите, как я могу к вам обращаться?
— Любовь Дмитриевна, — ответила мама.
— О, прекрасное имя, очень рад, очень рад! — Павел Анатольевич встал и энергично потряс мамину руку.
Чувство абсурдной сказочности не покидало меня. За моим столом сидел бомж, беседуя с мамой о погоде, а в воздухе висел смешанный запах ландышей и помойки.
— Каковы ваши дальнейшие планы? — прервала я их милую беседу.
— Ну… не знаю пока… Поезд в Тулу только завтра. Наверное, пойду на вокзал и буду дожидаться там.
— Как, — возмутилась мама, — всю ночь?
— Видимо, да…
— Вы у нас в гостях, и я не допущу, чтобы пожилой человек ночевал на вокзале. Милая, ведь ты не возражаешь, чтобы Павел Анатольевич заночевал у нас?
Я уставилась на нее.
— Где?..
— Ты могла бы постелить в большой комнате на полу. Ведь вы не против, Павел Анатольевич?
Павел Анатольевич был очень даже за. А я начинала медленно беситься и смотреть на часы. Скоро, скоро вернется муж… Сомневаюсь, что ему понравится неожиданное соседство.
Тут в кухню вальяжно зашел кот. Серый красавец, наша фамильная, можно сказать, драгоценность. Пожалуй, единственная.
— О, а вот и хозяин, — проронил Павел Анатольевич, и обратился к коту. — Простите, как к вам обращаться?..
Кот повернулся.
Павел Анатольевич окинул нас торжествующим взглядом.
— Знаете ли, вы, — начал он, — что если посмотреть коту на спину в определённую точку чуть ниже холки, то даже если он спит, обязательно проснется и повернет голову? Так-то!
«Мда, — подумала я, ¬— глубокие научные познания».
— А чем вы занимаетесь, Павел Анатольевич? — спросила мама.
— Ну, сейчас, голубушка, я уж на пенсии, а когда-то был газетным корреспондентом.
— Ах, — всплеснула руками мама, — А Полиночка тоже пишет!
— Как интересно, — взглянул на меня гость, — и что же?
— Разное, — огрызнулась я, исподлобья глядя на языкастую маму. Та стушевалась.
— Я работал в московской газете «Последние известия» почти двадцать лет. Знаменитейшее было издание! Заметнейшее! — Продолжал он, нимало не смутившись. — В шестидесятые годы нас посещала сама Белла Ахмадулина. Ах, какая была женщина! Я был, знаете, видный мужчина, даже не без симпатичности, и она, бедняжка, в меня совсем влюбилась. Но я тогда был женат, и у меня только что родился первый сын, и я не мог, не мог… Понимаете, - я не мог! — вскричал он в пафосном отчаянье. — Тогда я поцеловал ее, а она написала мне стихи:
Дождь в лицо и ключицы,
и над мачтами гром.
Ты со мной приключился,
Словно шторм с кораблем.
— Простите, — возмутилась я, — но ведь эти строки посвящены ее мужу, Евтушенко!
— О нет-нет, вы ошибаетесь! Это историческая неточность.
— Но ведь оно написано в пятьдесят пятом!
Этот аргумент на мгновение смутил гостя, и он забормотал:
— Проклятая стариковская память… Может, не это? Что-то там было… Эх, Белла, Белла, прости меня, идиота… Впрочем, не важно. Самым интересным был эпизод, когда в редакцию пришел Гагарин. Вы знали о том, что первым человеком, побывавшем в открытом космосе был вовсе не он?
— А кто же? — ахнула мама.
— Уж не вы ли? — усмехнулась я.
— Нет, — просиял Павел Анатольевич. — Это был дядя Вася.
Мы в замешательстве смотрели на него.
— Кто-кто? — переспросила я тихо.
— Дядя Вася. Манекен. С его помощью проверяли, насколько правильно работают системы на кораблях. Не запустишь ведь живого человека на непроверенном корабле в космос, особенно если он - Гагарин!
— Справедливо, — согласилась я. Признаться, этот странный человек начинал вызывать во мне неподдельный интерес.
— Обычного манекена, одного из тех, что выставлялись в магазинах готового платья, одевали в скафандр с полным обмундированием, и сажали в кабину. А потом, соответственно, вытаскивали оттуда. За ноги. Звали его дядей Васей. И вот однажды этот момент засекли двое каких-то местных служащих. Что могли подумать люди, видя, как из кабины вытаскивают человека за ноги и волокут по земле? Конечно, что это труп. Ну, они и позвонили к нам в редакцию. Ох, и скандал же был, могу я вам сказать. Мировая космическая гонка! А тут – труп, втихушку вытаскиваемый с корабля! Шутка ли дело? Вот тогда-то и пришел к нам на интервью сам Гагарин. Глаза у него были такие – ясные и холодные, как будто он выпил весь космос, и наполнился им до самого лба.
А мы уже давно выпили весь свой чай, и Павел Анатольевич, извинившись, отлучился в туалет. Вернувшись, он печально сказал:
— А потом меня уволили.
— Почему же? — спросила я.
— Из-за глупой ошибки. Опечатки! Потому что в статье про Анатолия Фирсова, уже тогда живой легенды Советского хоккея, я опечатался в слове «клюшка». В общем, вместо «к» написал «ш»… Корректор недосмотрел… Газета разлетелась по всей Москве и области, и везде – Фирсовская шлюшка… Конечно, меня тут же уволили. Вместе с горе-корректором. Володей его звали. — Печально закончил Павел Анатольевич.
Было уже довольно поздно, мама пошла читать Алисе «Мойдодыра», а я разложила Павлу Анатольевичу толстый плед в комнате. Он попросил не стелить на него белья, и тут же свалился спать. Я погасила свет и вышла, и через пять минут, помимо вони, из комнаты полился густой здоровый храп.
***
— Что это за запах?
Вернувшись с работы, мой муж сразу определил, что в доме «чужой». На полу стояли чужие ботинки, на вешалке – чужая шапка, в воздухе – чужая вонь, а из комнаты доносился чужой храп.
Я бессильно посмотрела на него:
— Понимаешь… Там гость… Павел Анатольевич…
— Родственник, что ли?
— Нет… Просто старый уставший человек… У него друг умер… Володя…
— А почему он воняет, как бомж?
— Не знаю, наверное, потому что он бомж…— ответила я печально.
— Вы с матерью обе сумасшедшие, — констатировал муж. — Вы соображаете, что в доме маленький ребенок, ценные вещи? А если у него вши, паразиты, туберкулез, еще какая-нибудь дрянь?
— Зато у него Белла Ахмадулина и Гагарин… — Тихо ответила я.
Конечно, он не посчитал эти аргументы весомыми.
Пошел и поднял Павла Анатольевича и вытолкал его за дверь. А меня отправил дезинфицировать стул и плед. И спать пошел – очень сердитый.
А я в тот вечер долго не спала. Все пыталась найти в интернете хоть какую-то информацию про газету «Последние известия». И ровным счетом ничего не находила.
Наверное, он все выдумал.
Может быть, он живет так уже много лет – садится под чужой дверью, рассказывая про Володю, его приглашают, и он долго и вдохновенно сочиняет прекрасные истории – про дядю Васю, хоккей и космос, а люди слушают и верят. И поезд в Тулу опять уходит без него.
На кухню вошел кот, улегся у батареи и задремал.
Я посмотрела ему на спину, чуть пониже холки. Кот проснулся и посмотрел на меня.
Я встала, тихо открыла входную дверь и выглянула. В подъезде никого не было и совсем не воняло. Между первым и вторым этажами кто-то открыл форточку, и ветер, свободно гулявший по лестнице, трепал листы старых, сваленных в кучу, никому не нужных газет.
|
|
|
|
